фoтo: Гeннaдий Чeркaсoв
Фoтo: dmitrikogan.ru.
Кaк чeлoвeк и музыкaнт Дмитрий был oчeнь цeльным, кoнкрeтным, дaжe скупым нa эмoции, нe рaзмeнивaлся нa пустыe слoвa, пoэтoму многое успел, а главное, всегда был наполнен как исполнитель, его игра — это почти отсутствие нарочитого своего стиля и напрочь отсутствие какой-либо манерности — что-то печальное и глубокое в нем от рождения зрело, какая-то внутренняя драма, которая и раскрывалась всякий раз на сцене: это не была игра счастливца, но счастливыми становились те, кто Дмитрия Когана в этот момент слушал. Он не генерировал в себе переживания, они его — в чем-то застенчивого, в чем-то напряженного, в чем-то отрешенного, хотя и мягко улыбающегося зрителю — всю жизнь естественным образом сопровождали.
— Он был моим клиентом — обладателем скрипкой Гварнери, — вспоминает известный скрипичный мастер Николай Стасов. — Дмитрий был очень ответственным, очень волновался всегда перед выступлением, я же ходил к нему на концерты. Конечно, чувствовалось, что довлеет слава деда, это, с одной стороны, хорошо, с другой — человек был зажат этой семейной славой, может, это и сказалось на его здоровье, на его в чем-то комплексах, в кажущейся высокомерности… но публике он отдавал весь свой талант, который только имел. Без остатка.
«Да, ушла эпоха больших композиторов — от Прокофьева до Хачатуряна, ушла эпоха великих исполнителей — Рихтера, Гилельса, Когана, что ж, всему свое время, — грустно говорил Дмитрий, — это как однажды взяла и закончилась эпоха великих скрипичных мастеров — от Амати до Гваданини, и не потому, что кто-то секрет потерял. Время поменялось, иной воздух, иные мысли. И самая большая трагедия моей жизни в том, что, когда дед, мой великий дед, умер, мне-то было всего три года: не успели пообщаться. Представляю, сколько бы мне он дал. Но генетически его очень чувствую, и это правда».
— Мы относительно недавно играли с Димой Бранденбургский концерт Баха №5 на вечере памяти Николая Петрова в БЗК, — говорит известная флейтистка Ирина Стачинская. — Дима прекрасный и солист, и ансамблист, главное — с выдающимся звуком, звук — это душа музыканта, и у него он просто переливался разными красками, возникало ощущение, будто и не скрипка уже играет, а более низкий по тембру инструмент. Конечно, Дмитрий Коган всегда играл на очень хороших скрипках, но без его внутреннего наполнения это бы ровно ничего не значило. И были планы играть дальше вместе, пока вдруг не пришло это страшное известие…
Дмитрий был, скорее, интровертен, нежели самовлюблен, его тревожила общая ситуация с классической музыкой в стране, он первым заговорил о жуткой централизации музыкальной жизни, даже позволил себе мнение, обидевшее многих, что «в Москве слишком много оркестров, не расточительно ли их всех содержать?». В регионах же — их почти нет вовсе, а «от Новосибирска до Владивостока вообще ни одной консерватории». Отсутствие музыкальной инфраструктуры вынуждает талантливых ребят уезжать в столицы, а культурная жизнь по стране беднеет — для Димы это стало очевидно давно, вследствие чего и возникли его многочисленные региональные проекты (Ярославль, Самара etc.), фестивали, и вот там-то как раз чаще всего вспоминают Диму добрым словом.
— До сих пор не верится в этот ужас и кошмар, — говорит Денис Мацуев, — когда молодой человек в расцвете сил уходит из жизни, ты понимаешь, что тут что-то не то. Эта страшная болезнь не щадит никого, не имеет возраста. Не могу говорить о Диме в прошедшем времени. Мы учились вместе в ЦМШ при консерватории, он был младше меня; помню, я только приехал в Москву из Иркутска, мы играли в коробке во дворе ЦМШ в футбол, и я понял, что это игрок от бога. Конечно, я знаю его творческий путь, его поляризаторские и региональные проекты, это светлый и добрейший человек. Вы правы, что он был немножко в себе всегда. Но когда с ним общались наедине — был очень открытым, он делал добро, помогал людям и… не высвечивался. Ничего такого, что было бы напоказ. Всегда приходил на помощь. Ушел большой талант из великого рода Коганов.
